— Да, Ганс Гардт мой племянник. Если вы намереваетесь говорить с ним, вы опоздали. Правда, он сегодня был недалеко отсюда, но теперь, — доктор посмотрел на часы, — Ганс, вероятно, уже в Германии. Садитесь, пожалуйста, мистер Бигхед…
Томми сел на предложенный ему стул и беспомощно оглянулся. Теперь, когда он так близок к разрешению мучившей его загадки, как раз случилось то, чего он меньше всего мог ожидать.
Томми Бигхед, самый ловкий репортер Мичигана, понятия не имел, о чем спросить дядю Ганса Гардта.
— Мистер Гардт, — заикался он, — если бы вы это сказали кому-нибудь другому, тот наверное вызвал бы немедленно психиатра…
— Очень рад, что вы обо мне лучшего мнения. Если вас кое-что интересует, спрашивайте.
Томми охватила непривычная робость перед эти маленьким уравновешенным человеком. Он чувствовал очень плохо, когда умные глаза ученого устремлялись на него.
— Ганс Гардт, действительно, прилетел сегодня из Германии в полтора часа? — спросил Томми, все еще продолжая сомневаться.
— Да. Перелет от Фридрихсгафена на Боденском озере до Детройта продолжался 92 минуты.
— Каким образом смог он в такое невероятно короткое время совершить перелет через Атлантический океан, с востока на запад, перелет, который представляет такие огромные трудности для всех других летчиков? Неужели Ганс Гардт так всемогущ, что в состоянии остановить морские бури?
— Конечно, нет. Но он избрал путь, где нет никаких бурь и ветров.
— Никак не могу себе представить, где мог он найти такой путь!
Доктор Гардт задумался, а затем сказал:
— Разве вы не знаете, мистер Бигхед, что на высоте около 15 тысяч метров и выше нет никаких ветров?
— Вот как, — отозвался Томми, — значит, Ганс Гардт добился небывалого до сих пор рекорда высоты?
Ученый улыбнулся.
— Да, но и на высоте 15 километров нельзя покрыть 9000 километров в течение 90 минут. Ни одна машина в мире не могла бы преодолеть сопротивления воздуха, которое при такой быстроте неимоверно увеличивается. Нет, Ганс Гардт должен был забраться значительно выше, да, значительно выше. Я думаю, он временами летел на высоте 800 километров над земной поверхностью.
На лице репортера было написано беспредельное изумление.
— Но, мистер Гардт, — воскликнул он наконец, — вы фантазируете! Ведь на такой высоте нет воздуха, да и вообще…
— Совершенно верно, мистер Бигхед; путь лежал вне воздушной оболочки Земли, в пустом, не сопротивляющемся пространстве. В этом-то и заключается весь секрет неслыханной быстроты перелета.
В комнате воцарилась тишина. Томми задыхался, словно проглотил слишком большой кусок, застрявший у него в гортани.
— Должен признаться, сэр, — сказал он наконец, — что я начинаю сомневаться в своем здравом уме. Я прекрасно понимаю, что в безвоздушном пространстве можно развить большую скорость, чем в атмосфере, где всякое движение встречает противодействие. Но каким образом самолет может вообще держаться в пустом пространстве? Насколько мне известно, полеты возможны именно потому, что машины своими крыльями опираются о воздух. Я готов выпить всю воду из озера Эри, если самолет, очутившись в безвоздушном пространстве или обломав свои крылья, не рухнет тотчас же вниз.
Бигхед говорил с большим пылом. Доктор Гардт молча встал со своего места, взял туго набитую подушку, лежавшую на кушетке, и отошел с нею в дальний угол комнаты.
— Внимание, сэр. Ловите! Гоп-ля!.. — И размахнувшись, он бросил репортеру подушку.
Томми не оказался достаточно ловким, чтобы поймать подушку, и она угодила ему в голову.
— Позвольте, сэр, — закричал он. — Что за шутки?
— Я хотел показать вам, что предмет и без крыльев может летать, — ответил ученый, усаживаясь опять против Томми. — Неужели вы думаете, что эта подушка нуждается в воздухе для перелета от моей руки до вашей головы?
— Нет, — сказал пораженный Томми.
— Тогда возьмите обратно свое обещание осушить озеро…
— Гм, — пробормотал репортер, теребя воротник своей рубашки, словно ему стало в ней тесно: — Начинаю понимать… Ганс Гардт вовсе не летел через океан, он был каким-то образом переброшен по дуге из Германии к нам. Так, что ли?
При этом он внимательно следил за лицом своего собеседника, а когда тот кивнул в знак согласия, Томми вскочил:
— Но здесь ставьте точку, сэр, — воскликнул он с репортерской развязанностью. — Если я завтра напечатаю, что нашелся человек, который добровольно был выстрелен из большой пушки через Атлантический океан, [меня] немедленно подвергнут линчеванию, и к обеду я буду мертв.
— Вы и не должны рассказывать таких басен вашим читателям, мистер Бигхед.
Томми похолодел.
— Значит вы смеялись надо мной, сэр? Имейте в виду, что я хороший боксер.
— В чем дело? Ведь эта гигантская пушка, сознайтесь, собственная ваша выдумка. Разве я говорил о пушке?
— Нет, но, быть может, вы хотели меня одурачить?
Доктор Гардт задумался на минуту, а потом сказал тоном, совершенно отличным от того, с которым он до сих пор вел беседу:
— Одно из двух: или бросьте ваши глупые шутки, или же вам придется отказаться от моего общества…
Томми тихо сказал:
— Простите, мистер Гардт, но я должен сознаться, что слова ваши выше моего понимания.
— Вам надо только немного вдуматься. Если бы мой племянник согласился, чтобы им выстрелили из гигантской пушки, он упал бы замертво, и вы не имели бы удовольствия пить сегодня мюнхенское пиво, которым он угостил вас.