Доктор Гардт весьма внимательно и добросовестно исследовал свое тело и привел свои наблюдения в связь с органом равновесия человека, помещающимся в внутреннем ухе.
Он комбинировал и раздумывал в поисках объяснений. Выводы его отличались чрезвычайной остротой и логичностью. Его поражала ясность мыслей и быстрота, с которой работал мозг.
Вскоре однако, эти ощущения исчезли. Осталось лишь необъяснимое, не затуманенное никакими заботами, радостное самочувствие у всех трех пассажиров.
Лестницу, которая вела из спальни в наблюдательную камеру, ученый одолевал теперь одним прыжком. Возвращение осуществлялось в виде приятного витания по воздуху.
Андерль скалил свои зубы, Алекс не мог удержаться от смеха; даже лицо Ганса Гардта казалось самым веселым в мире.
— Сегодня я помолодел на двадцать лет — сказал Алекс, когда, витая наподобие духа, приблизился к своему племяннику.
— Хватит, пожалуй, молодеть, — заметил Ганс, улыбнувшись, — Мы тут совершенно не приспособлены для ухода за грудными детьми.
— Замечательная поездка! Здесь можно открыть санаторию для дряхлых стариков.
— Да, для нас наступила теперь великолепная возможность кувыркаться и скользить, как мальчишки, по перилам лестниц, — согласился инженер, отталкиваясь от потолка, куда он попал в результате неосторожного движения.
Из кухни доносилось веселое пение Андерля, который вел безнадежную борьбу с бунтовавшимися жидкостями.
За обедом происходили нелепые сцены.
Суп плавал по воздуху в виде эскадрильи маленьких жидких шариков, пока обедающие не научились осторожно и терпеливо направлять ложки ко рту.
Малейший толчок по ножке стола — и весь стол приподнимался вверх. Погоня за пищей представляла собою дикую мешанину витающих людей и стульев.
Маленькая канарейка Гардта поднялась с жалким писком к лампе и увлекла на своих крыльях клетку.
— Скажи мне, наконец, Ганс, какой же собственно, у меня вес?
Гардт попытался несколько угомонить свое веселое настроение, которое не гармонировало с достоинством капитана корабля.
— Мы идем теперь с десятисантиметровым ускорением, около одной сотой нормального ускорения тяжести. То, что на Земле весит один центнер (50 кг), тут весит не более полкило. Милый дядя, ты весишь теперь не больше 500 граммов.
Во избежание всяких незадач Андерль привинтил всю мебель к полу. Даже канарейка должна была смириться: ее крылья были привязаны к прикрепленной клетке.
На «Виланде» вновь восстановилось спокойствие. Ракета теперь продолжала свой космический путь свободно, без управления. Ганс и дядя Алекс уселись поэтому у окна и весело болтали. Они крепко привязали себя ремнями к привинченным стульям. Иначе нельзя было спокойно сидеть на месте. Малейшее движение превращало их в витающие пушинки.
Снаружи ракеты по-прежнему ничего не было видно, кроме усеянного звездами ночного неба.
Положение Земли можно было узнать лишь по темному пустому месту, которое, подобно громадной дыре, распростерлось на звездном небе.
— Ганс, — тихо промолвил Алекс, — мне кое-что тут не ясно.
— Это меня нисколько но удивляет. Мне тоже многое кажется загадочным.
— Я разумею уменьшение тяжести. Если, например, я, как ты сказал, имею не больше полукило веса, то нет никакого основания для того, чтобы я витал в пространстве. Вещь в полкило все же представляет собой весомое тело, которое должно быстро падать вниз.
— Ты затрагиваешь весьма трудную тему. Тебе известно, что вес есть ничто иное, как давление на опору и что Земля притягивает к себе все тела. Камень, лежащий на земле, не может следовать этому притяжению, поэтому он давит на то место, на котором он лежит; он имеет вес, соответствующий ускорению, с которым он двигался бы, если бы не поддерживался чем-нибудь. Близ земной поверхности это ускорение одинаково для всех тел. Падающий с высокой башни камень летит со скоростью 10 метров до истечении первой секунды, 20 метров — по истечении второй секунды, 30 — в конце третий секунды и т. д., т. е. каждую следующую на 10 метров скорее, чем в предыдущую секунду, точнее — на 9,8 м. Ты верно помнишь со школьной скамьи эту цифру в 9,8, ускорение земной тяжести, обозначаемое обычно буквой «g».
В первые три секунды камень опускается на 45 метров. Если предметы на «Виланде» сохранили сотую долю их нормального веса, то в первые три секунды они должны вместо 45 метров опуститься лишь на столько же сантиметров. Это уже не падение, а плавное витание.
— Все это я прекрасно понимаю. Значит, уменьшение веса получается от уменьшения притяжения Земли, вследствие удаления от нее?
— Приблизительно так, но не совсем. Тем, что у нас еще имеется вес, мы обязаны нашим дюзам.
— Неужели ты хочешь этим сказать, что нашим весом мы обязаны твоему рычагу и что мы станем совершенно невесомыми, как только ты поставишь свой рычаг на нуль?
— Это именно я и хотел сказать, — спокойно ответил Гардт.
— Но, милый мой, подумай только: не можешь же ты так просто уничтожить притяжение Земли своими машинами? Или же…
— Конечно, я этого не могу, — улыбнулся Ганс Гардт в ответ, — притяжение Земли сохраняет свою силу, хотя и очень слабую в таком отдалении.
— Сгораю от любопытства узнать, как ты теперь отсюда выберешься, — сказал Алекс, качая головой.
— Заметь следующее, дядя Алекс. Если я совершенно остановлю звездолет, то все, что в нем находится, всецело подпадет под действие земного притяжения. Он превратится тогда в свободно падающий, ничем не поддерживаемый камень. Все предметы, находящиеся внутри, будут так же мало давить на свои опоры, как ранец на спину человека, падающего с горной высоты.