— Приятная перспектива! Значит, мы падаем опять в Боденское озеро?
— Нет, от этого избавляет нас накопленная скорость. Мы падаем, но не с возрастающей быстротой вниз, а с уменьшающейся быстротой вверх.
— Падать… вверх… — стал запинаться археолог. — Перестань, у меня закружилась голова от таких объяснений. Самые трудные иероглифы — детская игрушка в сравнении с проблемами, которые ты излагаешь. Математика действительно пренеприятная наука!
Он взмахнул руками, словно защищаясь, и так как ремни, которыми он был привязан к стулу, при этом развязались, он сделал превосходный прыжок кверху.
Ганс Гардт опять усадил рассердившегося ученого на стул и сказал ему:
— Ничего не поделаешь, дядя Алекс, каждый человек лучше всего разбирается в том, что он изучил. Твои исследования древностей и объяснения преданий так же чужды и непонятны мне, как Андерлю непонятно запрещение пить пиво. Позволь еще только сделать одно замечание. Мы станем невесомыми лишь тогда, когда ничто не будет влиять на свободное движение «Виланда» под действием тяготения — ни сила машин изнутри, ни сопротивление воздуха извне, и это — независимо от того, как близко мы будем от Земли или от другого небесного тела.
Гардт прервал свой разговор. Он с удивлением нагнулся и стал прислушиваться к шуму, доносившемуся снизу.
— Что случилось с Андерлем, — спросил он в беспокойстве. — С ума он сошел, что ли: спорит сам с собой!..
Из кладовой доносились крики и брань. По-видимому, Андерль был чем-то взбешен: он изрыгал ужасающие проклятия.
— Голодранец! Бесстыдник!.. Я тебе покажу! Убирайся-ка отсюда, обормот!
Гардт предчувствовал что-то неладное.
— Андерль! — крикнул он, — что там случилось?
Но Андерль продолжал кричать и браниться, и в его голосе слышались угрожающие нотки.
— Послушай-ка, паренек, если ты сейчас не выползешь, — я дам тебе такую взбучку, что ты полетишь кувырком! Слышишь?
А вслед за тем раздался страшный грохот. Ящики сталкивались, жестянки гремели…
— Вот так! Теперь ты в моих руках! — заорал опять Андерль, и тотчас же появился в кабине.
Он держал в своих могучих лапах человека, который всячески оборонялся: вертелся и кидался из стороны в сторону, так что оба потеряли равновесие. Они бросались друг на друга, как петухи, и сплелись в неразрывный клубок.
Ганс Гардт схватил одного за ноги и рознял дерущихся.
— Этот человек изрядно груб и нисколько не джентельмен, — сказал вновь появившийся, в котором Гардт, к величайшему своему изумлению, узнал Томми Бигхеда.
— Как вы здесь очутились? — спросил он озадаченный.
— Он спрятался в кладовой, — ответил за него Андерль. — Голод выгнал его оттуда. Половину окорока слопал, подлец, жирный кусок в два кило. Я заметил, как он пробирается из кухни обратно в свою дыру. Он хотел улизнуть, да я с ним хорошенько поговорил…
Этот «хороший разговор» Ганс Гардт и слышал.
— Успокойся, Андерль, — приказал он и посмотрел на вновь появившегося. У него был довольно жалкий вид; он был избит, окровавлен и покрыт шрамами. При подъеме звездолета его не защищали никакие гамаки, и он должен был особенно страдать в эти минуты.
— Вы перед стартом скрылись в ракете, мистер Бигхед? — начал инженер свой допрос. — Как это могло случиться?
— Весьма просто, — ответил совершенно спокойно американец. — Я заранее подделал ключ к кладовой, а когда вы беседовали с корреспондентами и показывали им «Виланд», я забрался в кладовую и устроился там.
— Мистер, — сурово заметил Гардт, — вы позволили себе совершенно недопустимое — нарушение доверия. Эта авантюра может оказаться для вас роковой. Разве вам неизвестно, что в моих руках и жизнь и смерть пассажиров «Виланда»?
— Ничего! Я — гражданин Соединенных штатов и лучший репортер штата Мичиган. Если вы убьете меня, вы нарушаете наш контракт. Я один имею право давать отчеты о поездке на Луну. А покойник разве в состоянии писать отчеты?
Гардт не знал, нужно ли возмущаться нахальством репортера или же смеяться.
— Чтобы иметь возможность писать хорошие отчеты, — продолжал Томми, — я должен вместе с вами совершить поездку. Я сказал вам это еще в Фридрихсгафене. Томми Бигхед держит свое слово! Да!
Инженер задумался и стал ходить взад и вперед. Затем, он подошел к Томми и резко сказал:
— Называйте ваши действия как угодно, но факт остается фактом: вы совершили дерзкий налет и не представляете себе всех последствий своего поступка.
— Не понимаю, почему мое присутствие так вам неприятно, — сказал Бигхед, слегка обидевшись. — Что вы, собственно, против меня имеете?
— Тем, что вы столь странным путем совершили с нами полет, вы не только подвергли опасности себя и всех нас, — но и поставили под вопрос успех всего предприятия.
— Я угрожаю вашей жизни?.. — повторил тихо Томми. — Меньше всего думал я об этом! Каким образом?..
Инженер обменялся взглядом с Андерлем, а затем сказал:
— «Виланд» рассчитан на трех пассажиров, но не на четырех.
— Найдется маленькое местечко и для меня. Я могу опять устроиться за ящиками.
— Не в месте дело, а в вашем весе! Каждый килограмм полезного груза требует громадного количества горючего. Наши хранилища строго рассчитаны на определенный груз. Теперь для меня ясно, почему при подъеме получился у нас излишний расход горючего. Вы — причина этого.
— Неужели это так важно? Я полагаю, на таком колоссальном корабле, не уступающем «Цеппелину», найдется излишек в какие-нибудь полсотни килограммов.